Трампеадор - Страница 5

Как заботливый отец семейства, он и тут стремился извлечь экономические выгоды. Профессия охотника, хотя и отмирает, не выдерживая бесчестной конкуренции звероферм, все же остается сравнительно доходной. И хотя на первый взгляд могло показаться, что Франческо гонится за деньгами, но ни драгоценные шкуры, ни сама охота не заставили бы его каждую зиму отправляться в рискованное путешествие. Пустыня заразила его страстью к бродячей жизни, и с каждым днем я все больше убеждался, что это стало для него как наркотик, без которого уже нельзя обойтись.

А я, когда впервые приобретал некоторый опыт плавания по реке, отнюдь не был очарован той жизнью, которую принужден был вести. В самом деле, вся прелесть военной службы как-то ускользнула от меня. Тем не менее я вбил себе в голову, что обладаю глубокими познаниями в искусстве мореплавания, и только встреча с аргентинской рекой Кольон-Курой показала мне, сколь жалкими они были. Восемь месяцев учебы на офицерских курсах в полку понтонеров, богатом традициями и весьма бедном средствами передвижения. Все эти восемь месяцев на обоих берегах По жители приходили в неописуемое волнение, завидев лодку образца 1864 года; этой лодкой командовал безрассудный рулевой из Эмилии по имени Антонио Арлетти, направлявший усилия дружной команды изрядно оголодавших гребцов. Вопреки элементарным нормам навигационного искусства и в нарушение самых строгих уставных правил ватага безумцев, как нас с полнейшим презрением называли офицеры полка, лезла в воду и, если позволяло дно, водружала лодку на плечи и брела назад к мосту. Это происходило всякий раз, когда гребля против течения требовала усилий, значительно превышавших скудную норму калорий, полученных нами за обедом.

А неукоснительным подсчетом нужных нам калорий занимался добровольный диетолог нашей команды.

Таким образом, мой военный опыт был весьма скромным и ненадежным, ибо приобрел я его на реке, вконец испорченной прогрессом.

Высадившись несколько месяцев тому назад на берег Южной Америки, я привез с собой кроме единственного чемодана еще и скудный багаж навигационных познаний, готовый, однако, применить их при первой же возможности. И вот теперь охотничья экспедиция по рекам в компании Франческо позволяла мне продемонстрировать несравненные мореходные таланты сына страны, давшей миру Христофора Колумба. В самом деле, я предпочитал рисковать жизнью на реке, чем на крупе лошади. В реке я по крайней мере мог утонуть со всеми удобствами, а на коне непременно сломал бы себе при падении позвоночник, жестоко намучившись вначале от кровавых ран и волдырей на бедрах и заду.

Придя в восхищение от рисунков Молины Кампоса и увиденного в Пампе состязания гаучо, я попытался было овладеть азами верховой езды.

Но вскоре отказался от этой опасной затеи. Случилось это после того, как самая смирная и добрая из лошадей на десять миль вокруг научилась сбрасывать меня самым унизительным образом, к радости школьников, которые, возвращаясь домой, играли по двое в карты на спинах своих огромных коней. Моя лошадь подходила к ним, притворяясь, будто интересуется карточной игрой, и, заговорщически подмигнув маленьким бесенятам, внезапно опускала голову. Все это время я небрежно сидел в седле, отчаянно сжимая в руках поводья, а тут, перелетев через голову моей коняги, падал к ее ногам. Вскоре я отказался от безумной затеи стать гаучо, но не оставил надежды забраться в глубь страны. Однако о путешествии на лошади я даже подумать не смел, пешком же в пустыне много не пройдешь, и мне оставалась лишь лодка.

Подняться вверх по бурным, порожистым рекам юга Аргентины совершенно немыслимо, и я задумал спуститься по течению, заставив реку поработать на меня. И вот однажды я получил письмо от приятеля, который жил на берегу Рио-Негро и знал о моих планах.

Он писал, что один местный охотник любезно согласился взять меня с собой в зимнюю экспедицию. С наступлением холодов я попросил двадцать дней отпуска по состоянию здоровья, предоставив фирме право считать меня уволенным или пропавшим без вести, если я не вернусь к назначенному сроку. Кстати, слова о плохом состоянии здоровья не были лишь предлогом. В столице Аргентины нетрудно заболеть от адского грохота, прескверного климата и давки в автобусах, магазинах и просто на тротуаре. В годы же трагической и одновременно похожей на фарс военной диктатуры к этому коктейлю неприятностей добавлялась прямая опасность для жизни.

После двух дней езды я сошел на маленькой красивой станции района Рио-Негро. Всю дорогу я смотрел на бесчисленные стада коров, мирно пасшихся по обеим сторонам железнодорожного полотна.

Это была Пампа, зеленое степное море, рай для коров и скотоводов. Миновав Рио-Колорадо, мы углубились в полупустынный район, где редкие ранчо, селения или крохотные городки служат одновременно и железнодорожными станциями. Унылую картину серых колючих зарослей здесь изредка оживляют лишь мерно жующие овцы да пугливые нанду.

Это Рио-Негро — самый северный район Патагонии, получивший название от одноименной реки.

После долгих часов созерцания пыльной желтой пустыни вам наконец открывается зеленый, радующий взор оазис в несколько сот квадратных километров.

Приехав в гости к своему приятелю, который выращивает на этой плодородной земле огромные яблоки, не забывая, однако, оплодотворять душу чтением книг из своей обширной библиотеки, я познакомился с трампеадором Франческо. Встреча закончилась к обоюдному удовольствию сторон. На другой день мы приступили к дорожным сборам и определили маршрут, вдвое удлинив его, так как нам предстояло путешествовать не верхом, а на лодке.