А океан?
Пустынный и мрачный, одинаковый и всегда разный, древний и такой юный, он завораживает и гипнотизирует своим ритмичным и одновременно грозным шумом, блеском пены, из которой с одинаковым успехом может вынырнуть невиданное чудище и смуглая Венера.
Впрочем, нелепое создание, которое, словно пустая бутылка, вдруг закачалось на волнах, было всего-навсего смешным маленьким пингвином.
От волнения он даже споткнулся, но потом направился прямо ко мне. Я сидел на берегу с гордым и скучающим видом помещика, готового немедля прогнать непрошеного гостя из своих обширнейших владений. Пингвиненок с бессознательной смелостью всех близоруких подошел совсем близко и смерил меня сверху донизу любопытным и наглым взглядом.
Возможно, он никогда не видел человека, а может, у него просто был скверный, задиристый нрав. Так или иначе, но его ждал неприятный сюрприз. Я внезапно и решительно захватил пришельца в плен.
Пингвиненок был изрядно удивлен. Эта неподвижная и смешная глыба, очень похожая на моржа, вдруг крепко схватила его и не отпускает.
Пленник оказался очень симпатичным и миролюбивым, и я вернул ему свободу, едва появился долгожданный шофер. Он ехал из Буэнос-Айреса тоже в Комодоро-Ривадавию с грузом живых индюков. Сотни жирных сонливых птиц совершенно одурели за время бесконечно долгого пути. Наш спаситель впервые забрался на юг страны. Из чрезмерной осторожности, а возможно, просто став жертвой предрассудков, он был вооружен, как настоящий pistolero.
Его «филин» — лечусон — грозно нацепил на пояс два кольта, а в кабине красовалось мощное охотничье ружье.
Видимо, наш камионеро и его спутник были убеждены, что им придется прокладывать себе дорогу сквозь трупы индейцев. Но их предшественники давно уже позаботились истребить непокорных. От последних индейцев из племени онас, которым удавалось утолить голод, лишь отыскав мертвую акулу, выброшенную морем на берег, не осталось и следа.
Вооруженные до зубов камионеро и лечусон отлично разбирались в моторах и быстро устранили поломку.
Комодоро-Ривадавия встретила Хосе и меня не самым лучшим образом; за несколько дней до нас сюда навезли тьму фруктов, и ни один из местных торговцев, хотя они и были старыми друзьями Хосе, не согласился взять ни ящика. Самым разумным с нашей стороны было бы сбросить фрукты в море, повеселиться в городке и затем вернуться домой.
Но мой турок мгновенно перевоплотился в бродячего торговца фруктами. На окрестных холмах разбили свои лагеря разведывательные партии тех компаний, которые первыми завладели богатыми залежами нефти: бельгийской, английской, французской, голландской, немецкой и, наконец, правительства Аргентины. Сравнительно неподалеку от этих лагерей маленькие отряды геологов ищут нефть в горах, и часто местное начальство весьма слабо осведомлено об их существовании.
Семь дней мы рисковали свалиться и сломать себе шею на коварных горных тропинках и крутых склонах. Сгибаясь под тяжестью ящиков, мы ходили от дома к дому, от барака к бараку, от одной нефтяной вышки к другой. Продажа фруктов в пустыне с доставкой на дом.
Спокойный любезный Хосе с милой улыбкой прямо с грузовика расхваливал свой товар. В мои обязанности входило снимать ящики, относить в дом, а если фрукты приходились покупателям не по вкусу, снова водружать ящики на машину. Случалось это довольно часто, ибо тамошние хозяйки были весьма разборчивыми. Впрочем, нередко Хосе удавалось убедить даже их, что это не обычные фрукты из садов у Рио-Негро, а отборные «do Brasil».
Поздно вечером, намаявшись за день, я заваливался спать прямо в кузове, на ящиках.
У меня зрела мысль послать ко всем чертям Хосе с его фруктами и завербоваться в разведчики нефти. Отговорил меня один мудрый румын.
Я познакомился с ним в таверне за бутылкой вина.
Нам обоим в тот вечер хотелось выпить, и мы быстро стали друзьями. Должен, правда, заметить, что мой новый друг напивался каждый вечер. Он сказал, что здесь можно жить и работать, только приехав всей семьей. Одинокие очень скоро от одиночества и тоски начинают пьянствовать, теряют человеческий облик и превращаются в своего рода солдат иностранного легиона. О справедливости его слов говорили и похожие на казармы бараки, и грязные комнаты, которые ни разу не прибрала женская рука, и тоскливое безделье по вечерам.
Румын убивал свободное время в таверне, осушая бутылку за бутылкой. В строго определенное время он затевал с барменом спор о том, как должен выглядеть памятник неизвестному эмигранту.
Квартиры, где эмигранты жили целыми семьями, были куда приветливее и чище. Даже в неказистых снаружи домиках имелись все современные удобства, а от вещей веяло домашним уютом.
Ровно неделю я входил в эти дома, ставил ящики на кухне или в кладовой и слышал слова благодарности на самых разных языках от пухлых голландских хозяек, юных француженок, тоненьких мальчуганов, всегда готовых мне помочь.
К северу от Комодоро-Ривадавии есть маленькая бухта, Баия-Солано, где небольшая колония предприимчивых рыбаков-итальянцев ловит рыбу не совсем обычным способом. Каждое утро они выходят в море на баркасах; пузатые баркасы тянут длинный и крепкий линь, на который насажены крючки.
Поймав акулу весом сорок-пятьдесят килограммов, рыбаки продают ее торговцам, которые добывают из нее рыбий жир. (Хосе на обратном пути выдавал акулье мясо за сушеную треску.) Продав поддельные бразильские фрукты, Хосе погрузил в кузов поддельную треску и со спокойной душой повел грузовик назад, в Баия-Бланку.